Ужасно красивая мода
Инстинкт самосохранения требует от человека сделать мир безопасным: черно-белым, плохо-хорошим и красиво-некрасивым. Иначе говоря, категоричным. Но в век «50 оттенков серого» вопрос хорошего вкуса стоит иначе: а так ли все однозначно, как утверждали наши предки?
Мы никогда не узнаем, говорят ли статуэтки палеолитических «венер» о первом стандарте красоты, но доподлинно известно, что Древние Египтяне понятие «красиво» сузили до конкретного и строго регламентированного эталона. В эпоху эллинизма красивое и вовсе выверили математически, и мы до сих пор считаем соответствие золотому сечению классической мерой прекрасного. В искусстве более поздних эпох художник часто стремился отобразить приукрашенную действительность, подтягивая неидеальную реальность к каноническому античному пониманию гармонии, и наследие древних цивилизаций остаётся регулярным референсом вплоть до наших дней несмотря на то, что и в одежде, и в сфере красоты мода, конечно же, не стоит на месте.
Фото: https://kunstkamera.bm.digital/article/660120144968179836/veneryi-lednikovoj-epohi
Трудно достоверно определить момент, когда что-то, в понимании адептов классики, «сломалось» — то ли на волне промышленной революции подъем буржуазии с ее дурным вкусом сверг диктатуру развитого эстетического интеллекта аристократии, то ли это произошло сто лет спустя, когда с появлением фотографии отображать реальность и приукрашать ее при помощи красок и кистей стало, будто бы, бесполезным занятием. Так или иначе, споры о том, что же такое хороший вкус официально зафиксированы уже в 1790 году, когда Э. Кант обозначил в человеке рефлектирующую способность суждения. С. Зонтаг в 1954 году поддержит его в том, что хороший вкус — понятие спорное и неоднозначное, ведь «во вкусе нет ни системы, ни доказательств», и заявляет, что «это прекрасно, потому что это ужасно» — это не хулиганство, а полноценная новая концепция, которая начала формироваться еще во времена Караваджо.
И все же, суть в том, что в XIX веке деньги (а значит и авторитет) появились у людей, которые сказали, что им красиво не так, как остальным — «и это хорошо». Ящик Пандоры открылся, и во все сферы жизни стало проникать «уродство». Обстановка нуворишей переполняется китчем — предметами искусства, созданными на скорую руку, больше для подтверждения статуса, чем для эстетического удовольствия. Но чем больше стирается граница между сословиями, тем больше становится тех, кто видит в «низком» определенную эстетику, отрицая норму и испытывая «симпатию, пронизанную отвращением», как пишет та же Зонтаг.
У.П.Фритт. Закрытый просмотр в королевской академии, 1881. На переднем плане слева и справа, в зеленом, оранжевом и розовом, — женщины в эстетическом платье, по центру — модные платья.
Забавная шутка истории: fashion-индустрия, где моду диктует дизайнер, родилась благодаря тому, что хороший вкус у быстро разбогатевших буржуа был слабо развит, с тем, чтоб уже через 50 лет производить на свет то, что потребитель назовет дурным вкусом и верхом неприличия. Турнюры и корсеты сосуществовали с эстетическим платьем прерафаэлитов, «хромая юбка» Поля Пуарэ — с заимствованными из мужских гардеробов пальто и «мужскими» блузами суфражисток; тем не менее, два мира — мир светский и мир улицы, мир высокого и низкого, чопорного и вульгарного, будучи друг у друга на слуху никогда не соприкасались. Точнее, «низы» всегда оглядывались на «верха» как на законодателей моды, но, как говорила Коко Шанель: «Я люблю, когда мода выходит на улицу, но я не люблю, когда она оттуда приходит». Тем не менее, мадемуазель внесла значимый вклад в то явление, которое она так яростно отрицала, когда смешала «низкий» мужской бельевой трикотаж с «высокой» идеей комфортного платья для светской дамы. Влияние улицы на Высокую моду стало лишь вопросом времени.
Первой мир Высокой моды «очернила» Эльза Скиапарелли, когда поместила омара, символ женской репродуктивной системы, на вечернее платье, туфлю — на голову, а тараканов — на колье и пуговицы жакетов для дам из высшего общества. Идея оказалась настолько захватывающей, что не только вдохновляет дизайнеров на работу с теми же символами, например, изображение лобстера на мужской модели на показе John Galliano весна-лето 2013, но и к поиску новых сюрреалистических мотивов, таких как «волосатое пальто» в коллекции Maison Martin Margiela весна-лето 2009.
Выходки Скиап были «неприличными», но в целом неплохо вписывались в свое время, наряду с эксцентричными работами Дали, потусторонними снимками Ман Рэя и «Андалузским псом» Бунюэля. Куда более неожиданной стала для элиты коллекция молодого художественного руководителя Дома моды Dior — Ива Сен-Лорана. «Битник» положил начало тому, чего так боялась Коко: уличная мода пинком открыла дверь в мир Высокой моды.
Джек Кэруак, американский писатель, писал, что «битник — значит блаженный, это значит, что у тебя бьётся сердце»; его современники, однако, относились к «разбитому поколению» с куда меньшим романтизмом. Асоциальные чудаки в свитере с высоким горлом и беретом, длинными волосами, в темных очках и с козлиной бородкой, со своей странной страстью к джазовой музыке вызывали, как минимум, настороженность и уж точно никак не могли быть частью закрытого и консервативного мира Высокой моды, мира «для избранных». Однако, образ битника в прочтении Сен-Лорана, вопреки негодованию салонных дам, станет знаковым для всего десятилетия, ведь «мода — это отражение своего времени», как сказал однажды дизайнер, умевший чувствовать свою эпоху как никто другой. Стена между миром моды и миром улицы дала трещину, но за свою выходку молодой талант поплатился нагретым местечком в самом женственном модном Доме и, поговаривают, душевным здоровьем.
Click here to preview your posts with PRO themes ››
Beatnik — Ив Сен-Лоран для Диор.
Особенное чувство эпохи — единственное, чем можно объяснить смелость, с которой мсье Ив ввязался в еще одну модную «драку», в этот раз уже в 1971 году. Коллекция «Liberation» несла явные отсылки к оккупированному Парижу 1940-х . Хотя сам автор повторял, что воспевал образ новой свободной и сильной, сексуально раскрепощенной женщины без предрассудков, многие посчитали, что вдохновлена коллекция гардеробными привычками девушек «с низкой социальной ответственностью». Надо ли говорить, что одна из самых значимых в карьере Сен-Лорана коллекций прошла в гробовой тишине, при этом последней каплей для многих зрителей стали платья с изображением фигур обнаженных мужчин в стиле древнегреческой вазописи. Возмущенная пресса окрестила коллекцию «Скандалом», обвинила в пошлости, безвкусице и эксплуатации нацистского стиля; мы же считаем ее культовой, так как она подарила нам концепцию китча в ее законченном современном виде.
Ив Сен Лоран. Коллекция Либерасьон 1971 г.
Нет ничего удивительного, что «возмутительная и уродливая» одежда постепенно стала обыденной частью fashion-культуры. С одной стороны, шок, который зрители испытывали на показах, заставлял их хорошо запомнить то, что они видели, и удивительно эффективно работал на маркетинг; с другой — дизайнеры не показывали ничего нового, но находили красоту там, где раньше ей места не было: в повседневной жизни каждого, которая всегда рядом, но которую многие так усердно стараются не замечать. Так, Джанни Версаче построил на эстетике сильной и сексуальной «скандальной» женщины не одну коллекцию, а весь ДНК бренда VERSACE; Александр МакКуинн заигрывал с темой насилия, да так, что даже прогрессивная Анна Харви из Vogue посчитала, что «это уже слишком».
Жакет Гигера от Thierry Mugler 1990 г.
Наконец, уходящие десятилетия ХХ века подарили дизайнерам и другие темы для вдохновения. «Чужой» с его совершенно жуткими ксеноморфами заставили творцов мира моды вспомнить о киберпанке и по-новому преподнести футуризм: в 1990-х Тьерри Мюглер показывает «Жакет Гигера», а на последнем показе Александра МакКуина 2010 года («Атлантида Платона») модели обуты в туфли, от одного вида которых им становилось не по себе, как они признавались позднее. Тема, ставшая закономерным продолжением идеи «свободной женщины» — это тема свободного от стереотипов мужчины, хотя в сознании многих этот вопрос и связывается преимущественно с проблемами ЛГБТ+ сообществ.
Alexander McQueen Alien shoes. 2010 г.
Один из самых ярких дизайнеров, одевших мужчин в женское (в том числе, в фильме «Пятый элемент») — Жан-Поль Готье, вдохновлявшийся модой улиц парижских предместий и сам носивший килт с тельняшкой, но он не единственный: одним из первых, еще в конце 1970-х годов, к этой теме вернулся (мужчины носили юбки со времен античности вплоть до ХIX века) стилист Рей Петри, затем она нашла признание у Вивьен Вествуд и Джона Гальяно, как и у Рей Кавакубо и Йоджи Ямамото, вдохновившимися традиционным костюмом самурая. Многие поборники «правил приличия» сегодня с возмущением обвиняют модников в юбках в распущенности, дурном вкусе и следовании ложным ценностям, но, «может быть, все было наоборот» (как однажды предположил поэт Г.Сапгир).
Жан-Поль Готье. Эскизы костюмов к фильму Пятый элемент.
«Если посмотреть на любую фотографию из глянцевого журнала вне контекста, то она расскажет вам о том, что происходит в мире, не меньше, чем первая полоса The New York Times», — считает Анна Винтур.
Йоджи Ямамото — мужской костюм с юбкой, вдохновленный традиционным нарядом самурая.
Мода каждого времени с документальной точностью отражала ценности того поколения, которое ее носило, и сегодня — не исключение: мода — о нас. О вас, обо мне, и о том парне. О нашей красоте, о нашей жизни, о нашем будущем; о том, что все мы разные, и для каждого в этом мире найдется место под солнцем. Так действительно ли мы теряем, отказываясь от унифицированных стандартов «красивого» в пользу себя настоящих? В конечном итоге, Диана Вриланд нам завещала, что «вульгарность — очень важный ингредиент в жизни. Немного плохого вкуса — как щепотка паприки. Порой нам всем нужна щепотка плохого вкуса: это полезно. Я не люблю, когда вкуса нет вообще».
