«Лягушки» Мо Яня
как читать, а главное, зачем
Часть 1. Мо Янь и мир.
Китайский писатель Гуань Мое всемирно известен под ироничным псевдонимом Мо Янь. Обычно рассказ о нем начинают с упоминания полученной им в 2012 году Нобелевской премии. Но контекст этого награждения не так однозначен. Заслуги самого популярного китайского автора перед мировой литературой не получили единогласного признания. Мо Янь оказался в центре скандала из-за того, что назвал правительственную цензуру в Китае «необходимым злом». Позже Мо Янь столкнулся с обвинениями в лоялизме со стороны мирового сообщества и соотечественников, среди которых опальный писатель Ляо Иу и художник-диссидент Ай Вэйвэй.
Писатель действительно высказывался подобным образом: говорил, что ограничения раскрывают его творческий потенциал. Он пояснил, что галлюцинаторный реализм, один из его излюбленных приемов, помогает обойти цензуру. Магический реализм позволяет создать иную реальность, где все происходящее будто бы к нашему миру и не относится. Выбор же эпистолярного жанра для большей части повествования, как это сделано в «Лягушках», придает истории большую убедительность.
Получив премию, автор оказался между двух огней: с одной стороны, он рисковал быть обвиненным в клевете в родном Китае, с другой — столкнуться с осуждением во всем остальном мире из-за проправительственной позиции.
Именно из-за споров вокруг политической позиции Мо Яня его книга «Лягушки» особенно важна. В романе против обыкновения жестко критикуется политика «Одна семья — один ребёнок», осуществлявшаяся в Китае с 1979 по 2015 г.
Политика ограничения рождаемости была введена из-за угрозы демографического взрыва, нехватки ресурсов, невозможности значительной части населения получить доступ к медицине и образованию. К 2013 году китайское правительство отчиталось о том, что кампания «предотвратила» рождение 400 млн детей. В виде штрафов было собрано 2 трлн юаней.
О негативных демографических последствиях политики «Одна семья — один ребенок», среди которых сокращение трудоспособного населения и огромный гендерный разрыв, написано много. Но смерть миллионов — это статистика. В «Лягушках» Мо Янь предлагает взглянуть на трагедию с точки зрения повседневности.
Часть 2. Фабула.
Роман представляет собой жизнеописание тетушки главного героя — акушерки, которой впоследствии пришлось осуществлять политику ограничения рождаемости. История во многом автобиографична. Совпадает происхождение героя-рассказчика и автора — дунбэйский Гаоми. Мо Янь так же в детстве участвовал в публичной критике, так же настоял на аборте жены ради карьеры в армии.
Прототипом главной героини стала тетка писателя по имени Гуань Илань. Правда, в отличие от книжной Вань Синь, она родила четверых детей. Образ собирательный: он посвящен всем людям, которые непосредственно осуществляли политику ограничения рождаемости.
В начале тетушка Вань Синь вызывает симпатию. Сильная, образованная, смелая женщина с полулегендарной историей жизни, она пользуется большим авторитетом. В одной из первых сцен Вань Синь спасает роженицу от рук деревенской повитухи.
«При одном упоминании об этих повитухах тетушка начинала скрипеть зубами. Она говорила, что просто не представляет, сколько младенцев и рожениц погубили эти старые ведьмы. И описывала свои жуткие впечатления. Почти все эти повитухи отпускали длинные ногти, в глазах у них сверкал дьявольский зеленый огонь, а изо рта шел тошнотворный запах. По словам тетушки, они давили животы беременных скалками. А еще затыкали рот роженицам тряпками, будто ребенок мог выскочить через рот. Тетушка говорила, что у них нет ни малейших знаний по анатомии, и они совершенно не разбирались в физиологическом строении женского организма. Столкнувшись с трудными родами, они могли засунуть руку в родовые пути и тянуть изо всей силы, так, что, бывало, плод вместе с маткой вытаскивали. Довольно долгое время, предложи мне отобрать самых ненавистных людей, чтобы поставить к стенке, я не задумываясь сказал бы – повитухи»
Контраст образов полоумной деревенской старухи и тетушки Вань Синь даёт понять значение революции. Сам Мо Янь относится к ней скорее положительно. Имперский отсталый Китай в прошлом, и все радостно встречают нововведения, надеясь на лучшую жизнь если не для себя, то для своих детей.
Однако со временем Вань Синь превращается в такую же оторванную от реальности старую алкоголичку. Решение за решением, она все дальше удаляется от своего призвания — помогать детям появиться на свет. То, что начиналось как формальное исполнение приказа партии, обернулось трагедией.
Click here to preview your posts with PRO themes ››
«В самом начале председателям женских комитетов в деревнях вручали бесплатные презервативы с тем, чтобы они распределяли их среди женщин детородного возраста, а также требовали от их мужей, чтобы те их надевали. Однако эти презервативы или выбрасывали в свинарники, или надували, как воздушные шарики, еще и покрасив, и давали играть детям»
За счет этого и возникает ошеломительный эффект: весь ужас ситуации вплетается в повседневность героев романа постепенно, незаметно ни для персонажей, ни для читателя. В качестве юмористической зарисовки преподносится страшная сцена побега вплавь напуганной беременной женщины:
«Мысли в голове мешались, и в этот момент на носу катера вдруг заработал громкоговоритель. Хоть я и знал, что он сейчас заработает, но все равно вздрогнул от неожиданности.
– «Великий вождь председатель Мао учит нас: „Без контроля роста населения не обойтись…“»
При этих звуках беременная отбросила арбузную корку, и из воды показалась ее голова. Она испуганно обернулась и резко ушла под воду. Тетушка усмехнулась и дала знак Цинь Хэ еще чуть сбросить скорость. И сказала вполголоса:
– Хочу все же посмотреть, насколько замечательный пловец эта женщина из Дунфэнцуня!»
С декламацией лозунгов Мао Цзедуна связана другая остроумная сцена. Тетушка главного героя и его мать спорят, парируя цитатами Великого Кормчего:
«Ты, сестрица, брось эти прописные истины мне излагать, – отвечала тетушка. – Председатель Мао, наверное, помудрее тебя будет. А он говорит: „Без контроля населения никак нельзя! Если и дальше так будет продолжаться, без организации и без дисциплины, считаю, что человечество может погибнуть раньше времени“.
– Председатель Мао говорит: „Больше людей – больше силы, больше людей – лучше справляться с делами, человек – живое сокровище, есть люди, есть и мир“! – возразила матушка. – А еще председатель Мао говорит: „Не позволять небесам насылать дождь неправильно, не разрешать женщинам растить детей тоже неправильно“.
Тетушка не знала, плакать ей или смеяться…»
Благодаря этой сцене мы понимаем, что Мо Янь уважительно относится к читателю, позволяет думать самостоятельно. Между строк здесь считывается критика двойственных директив правительства, которые хоть и убедительны, лишь вторят текущей политике и меняются несколько раз на диаметрально противоположные.
Часть 3. Символизм.
В недавно переведенной книге фирменный «галлюцинаторный реализм» Мо Яня появляется лишь под конец.
Лягушка в китайской традиции — многозначный символ. Это и фертильность, и изобилие, и, что иронично, бессмертие. Роман ими кишит. Тело лягушки похоже на эмбрион, оно склизкое. Лягушачьи лапки напоминают Вань Синь женские бедра. Местный сумасшедший предостерегает от поедания лягушек, но в конце романа главные герои все равно оказываются за столом, уставленном блюдами из этих земноводных. Мо Янь вываливает на читателя столько символизма, сколько последний может унести. И кажется, что все понятно.
Но есть у этого еще один слой. Языковой. Если быть более точной, фонетический. Китайское слово лягушка «ва» созвучно с другим «ва» — с ребенком. Еще «ва» — это детский плач. Поэтому бесконечные полчища лягушек, которые мерещатся Вань Синь под конец, столь навязчивы. Иными словами, это кое-что, что может понять только китаец. Как и всю глубину драмы.
Мо Янь сказал однажды: «Если я слышу о преступлении и молчу, то я тоже соучастник». Персонажи книги и их прототипы пережили Большой скачок, последующий за ним голод, мрачное десятилетие культурной революции. Но взамен получили лишь капиталистический мир, где процветает коррупция. Эта книга — о том, что преступления государства всегда совершаются с молчаливого одобрения большинства. О том, как в общем-то неплохие люди идут на сделку с совестью, иногда даже — без особой нужды. Как соседи и родственники превращаются в доносчиков, в карателей, во врагов, отдавая свое право принимать решения и ответственность за них третьим лицам.
С позиции иного менталитета, с высоты времени политика выглядит излишне жестокой. Но этот тихий, душащий кошмар ситуации окажется до боли знакомым.
